Союзники России и геополитический фронтир в Евразии

Резюме:Нестабильность на многих участках протяжённой границы России вынуждает Москву к активному обозначению своего военного присутствия в поясе своих границ.

 

 С начала 2000-х годов возрастает риск вовлечения Российской Федерации в во­енные конфликты низкой интенсивности. Нестабильность на многих участках протя­женной границы России вынуждает Москву к активному обозначению своего военного присутствия в поясе своих границ. Военные базы РФ за рубежом размещены в регио­нах с высоким потенциалом конфликта – в Южной Осетии и Абхазии, в Молдавии, Ар­мении, Киргизии и в Таджикистане. Россия вовлечена в процессы внутри Афганиста­на, в Сирии и на Украине, и не может позволить себе пустить ситуацию в этих странах на самотек. Возможное начало конфронтации на Корейском полуострове или в Иране, а также эскалация конфликта на Украине неизбежно приведут к ограниченному вовле­чению России.

В последние годы российское руководство расширяет географию регионов, в кото­рых защита национальных интересов страны требует от Москвы военного присутствия. Этот процесс происходит не только в поясе российских границ, но и в регионах, которые косвенным образом относились к сфере военно-политической ответственности СССР в годы холодной войны. В 2013 году руководство России предложило разместить россий­ских миротворцев на Голанских высотах на границе Сирии и Израиля. Идут переговоры о создании базы российских ВВС на Кипре, в непосредственной близости от базы ВМФ России в Тартусе на побережье Сирии. Российские миротворцы поддерживают мир в «за­мороженных» конфликтах на пространстве СНГ, где в 1990-х годах происходили граждан­ские и международные конфликты. В 2014 году открылся новый очаг военного конфлик­та на российской границе с Украиной. По этой причине не предвидится ситуация, когда Россия могла бы сократить военное присутствие в поясе своих границ. Более того, про­сматривается тенденция к наращиванию присутствия военных сил России дальше этого пояса. Таким образом, расширяется спектр возможностей для вовлечения России в воен­ный конфликт в качестве миротворца или державы-гаранта «статус-кво».

Происходит ли этот процесс целенаправленно и осмысленно? Или российская мощь растет стихийно, и в этом росте отсутствует момент рационализации и долгосрочного пла­нирования? Главная опасность заключается в риске преобладания идеологических прио­ритетов над рациональным расчетом и в итоге – в перенапряжении сил государства.

Геополитический фронтир в Евразии

В последние годы Россия обрела новый геополитический статус. Она подтверди­ла свои претензии на самостоятельную и высокую роль в мировых делах, которая с мо­мента распада СССР оспаривалась ее западными партнерами. Военная операция в Сирии позволила России стать ключевым участником постконфликтного урегулирования, продемонстрировав качественно новый военно-политический потенциал. Иниции­рованный Москвой Астанинский формат урегулирования предполагает, что ключевой вопрос безопасности на Ближнем Востоке может быть разрешен без участия Запада. При этом Россия опирается на диалог с региональными державами – Турцией и Ира­ном – которые в западном представлении либо вовсе не получали права голоса, либо лишь ограниченно могли влиять на сирийское урегулирование.

На постсоветском пространстве достижения российской внешней политики очевидны. В фокусе Мюнхенской речи Владимира Путина 2007 года была проблема расширения НАТО и приближения военной инфраструктуры стран альянса к россий­ским границам. Десять лет спустя перспектива расширения НАТО на постсоветском пространстве практически снята с повестки дня.

Грузия не может вступить в этот блок, по крайней мере, до тех пор, пока не при­знает независимость Абхазии и Южной Осетии. В противном случае блок принима­ет на себя риск прямого военного столкновения с Россией в регионах с неопределен­ным статусом. Однако даже если НАТО пойдет на такой риск, стратегическая ценность Грузии для него будет отрицательной: соотношение сил на Южном Кавказе таково, что страна не может защитить себя без посторонней помощи. Таким образом, присо­единив Грузию, альянс не укрепит свою безопасность сильным союзником, а возьмет на себя ответственность за оборону партнера, находящегося в весьма уязвимом поло­жении в случае опасности.

Сказанное относится и к Украине. Сохраняя претензии на Крым, Украина не мо­жет вступить в НАТО, не втягивая весь блок в территориальный спор с Россией. Не уре­гулировав конфликт на Донбассе, она не может присоединиться к альянсу, не вовлекая его уже в гражданский конфликт на своей территории. Вероятно, по первоначально­му расчету представителей администрации Барака Обамы, после Майдана Украина должна была быстро подавить сопротивление Донбасса и консолидировать свой поли­тический режим на враждебной России основе, что создавало бы перспективу для ее членства в НАТО. Но такой консолидации не произошло, Украину лихорадит от вну­триполитических кризисов, ее экономические потери колоссальны, Киев отказывает­ся урегулировать гражданский конфликт на востоке страны. Слабость государствен­ности Украины, выражающаяся в том числе в слабости военной, наделяет ее, вслед за Грузией, отрицательной ценностью для НАТО.

Если отношения России и Запада в последние десятилетия представить в катего­рии фронтира как подвижной и широкой пограничной линии, то этот фронтир за де­сятилетие сдвинулся дальше от российских границ. Острые фазы кризисов на Кавка­зе (2008 года) и на Украине (2014 – 2015 годов) обозначили невозможность решения вопросов безопасности на постсоветском пространстве без участия и без решающего слова России. Сирийская операция российских ВКС перенесла спор России и Запада по поводу международного статуса России на Ближний Восток. Далеко от определен­ности положение фронтира на противоположном краю евразийского континента: сближение России с КНР и российско-японские контакты последних лет указывают на то, что Москва будет играть новую роль в формировании баланса сил в Азиатско­Тихоокеанском регионе.

В результате благоприятного стечения обстоятельств и энергичной полити­ки последних лет России удалось перенести фронт противостояния с Западом даль­ше от своих границ. Теперь он пролегает на Ближнем Востоке, на Балканах и во вну­тренней политике США и стран ЕС. Это привело к тому, что у многих постсоветских проблем безопасности пропало геополитическое измерение – они больше не обреме­нены российско-западным противостоянием. Отход украинского кризиса на второй план международной повестки дня, перенос фронта борьбы между Россией и Западом дальше от постсоветского пространства оставляют странам пограничья возможность наконец сосредоточиться на внутренних делах. Для многих постсоветских стран — это шанс отложить беспокойство о собственной безопасности и спокойно определиться с приоритетами развития без спешки и внешнего давления.

Однако заглядывая в будущее, можно представить себе ситуацию, в которой давление Запада на интересы России в Восточной Европе возобновится и даже усугу­бится, а требования Москвы о создании системы коллективной безопасности в Евро­пе будут проигнорированы. В этом случае Москва будет вынуждена вернуть реализм в американские оценки проверенными способами – перенеся геополитический фрон­тир в Западное полушарие, подальше от «своих ворот». Создание военной базы в Ве­несуэле или на Кубе, участие в политической жизни Панамы или Мексики, поощрение формирования антиамериканских коалиций в Латинской Америке – несомненно, вы­нужденный, но на горизонте 2040-2050-х годов единственно эффективный путь сни­жения американского давления на Россию в Европе.

Возросшие ресурсы и новое положение России ставит перед ней два взаимосвя­занных вопроса. Они важны с точки зрения долгосрочного внешнеполитического пла­нирования, но могут остаться незамеченными на фоне эйфории от успехов последних лет. Первый: каков тот предел влияния на мировую политику, который можно счесть оптимальным с точки зрения интересов России и ее возможностей; как Россия видит свое место в мире, какова разумная мера ее вовлеченности в международные дела? Второй: какой должна быть система союзов, посредством которой будет обеспечено и зафиксировано возросшее влияние России в мире? Оговорим, что мы будем обсу­ждать лишь военно-политические союзы, не вторгаясь в огромную, и по многим мер­кам особую, область экономической интеграции.

Трансформация союзничества

По аналогии с тем, как в прошлое уходят прежние формы организации по­литики и хозяйственной жизни, ставшие приметой XX века, меняются и структу­ры международной политики. Крупные и устойчивые, «постоянные» структуры – политические партии, профсоюзы, призывные армии – сменяются калейдоскопом политических альянсов, заключаемых ad hoc. Влиятельные политические движе­ния могут возникать за считанные дни вокруг конкретного вопроса и рассыпаются, исчерпав свою повестку дня, причем оказываются популярнее и успешнее старых политических партий или общественных организаций с их традиционной бюро­кратической структурой. Военная область профессионализируется параллельно с техническим усложнением, массовые призывные армии, исторически обусловив­шие расширение гражданства и создание современных наций, уходят в прошлое. Война, как в Средние века и раннее Новое время, становится делом элит, а не на­родов. Распространение частных военных кампаний – в сущности, современных кондотьеров – размывает саму основу современной демократии и современного суверенитета, исключающих приватизацию насилия. Государственная бюрокра­тия, с одной стороны, благодаря наследию либерального дерегулирования Рейгана и Тэтчер, утрачивает рычаги контроля над обществом, а с другой – все сильнее про­растает вглубь этого общества через механизмы партнерства с корпорациями и не­правительственными организациями. Стирается сама грань между гражданским обществом и государством, они переходят друг в друга. Корпорация, центральная организация современного капитализма, меняет свою природу. На место бюрокра­тических иерархических структур приходят сетевые, юридическая структура компа­ний фрагментируется и усложняется. На рынке труда коллективные долгосрочные договоры уступают системам гибкого найма, превращающим положение наемного работника во все более неустойчивое.

Понимание управления как набора повторяющихся процедур сменяется его трак­товкой как серии уникальных проектов, для каждого из которых привлекается уникаль­ная совокупность людей, решений, ресурсов.

«Проектность» как ключевая характеристика современного мира(Люк Болтански, Эв Кьяпелло) проявляет себя и в области международных отношений. Давно отмеча­ется растущая популярность коалиций, создаваемых «по случаю», для решения строго ограниченной задачи. Подобно тому, как гибкий найм позволяет компаниям избегать излишних обязательств перед профсоюзами или долгосрочных контрактов с работ­никами, эти коалиции позволяют наиболее могущественным государствам мира из­бегать предоставления своим партнерам устойчивых гарантий. Бюрократические ап­параты «традиционных» блоков, необходимость многоступенчатых и длительных согласований в рамках таких альянсов воспринимаются как препятствие к эффектив­ному действию. Антииракская коалиция Соединенных Штатов в 2003 году, созданная ими коалиция против запрещенного в России ИГИЛ (запрещенная в России террори­стическая организация) организовывались вне американской системы военных со­юзов. Дональд Рамсфельд с его знаменитым афоризмом «Миссия определяет коали­цию» обозначил торжество проектной логики в деле войны и дипломатии.

Этот сдвиг ведет к самым разнообразным последствиям. Мы выделим некоторые из них, наиболее важные для последующего изложения.

Во-первых, понимание союза как проекта делает обязательства по нему менее на­дежными, чем они были раньше. Наглядным примером тому стали отношения трех при­балтийских государств с их союзниками по НАТО в 2014 – 2016 годах. Размещение баталь­онов НАТО в Эстонии, Латвии и Литве, публично поданное как «защита от российской угрозы» сделало явным то обстоятельство, что сами по себе гарантии безопасности, пре­доставленные членам альянса, недостаточны. В критический, по мнению Таллина, Риги и Вильнюса, момент потребовалось подкрепить эти гарантии непосредственно переброс­кой войск.

Во-вторых, трансформация союзничества усиливает неравенство в междуна­родной системе. Крупные страны, обладающие большим военно-политическим по­тенциалом, начинают тяготиться союзничеством. Они могут брать на себя меньше формальных и неформальных обязательств, чем они брали раньше, а сами эти обяза­тельства могут действовать лишь на сравнительно краткий период времени. Малые и сравнительно слабые страны лишаются гарантий, на которые они могли рассчиты­вать ранее. Это толкает их к двум основным вариантам действий. Либо они начинают лавировать между крупнейшими центрами силы, рискуя сделать свое положение еще более неустойчивым. Либо они стремятся получить дополнительные гарантии со сто­роны своих международных покровителей, представляя ради этого свое положение более «угрожаемым», чем оно есть на самом деле. Именно последний вариант избра­ли Эстония, Латвия и Литва, сделав решающий вклад в секьюритизацию балтийской повестки дня в последние годы.

В-третьих, стирается юридическая определенность союзов. Есть ли потребность обеспечивать сложным правовым фундаментом проект, который будет осуществлять­ся в течение года-двух, и в котором наиболее влиятельные участники не хотят брать на себя лишних обязательств? А если нет определенной правовой рамки, то только ли государства могут быть субъектами союза? В проект могут быть вовлечены и него­сударственные политические и (или) военные организации, отдельные фракции элит внутри той или иной страны, наиболее влиятельные медиа, идеологические группы, религиозные лидеры и прочие. А необходимые участникам гарантии могут быть полу­чены через серию частных сделок: например, инвестиционных или кредитных. Дейст­вует ли союз между Соединенными Штатами и арабскими монархиями Персидского за­лива? Порой это сомнительно. Есть ли союз между арабскими монархиями Персидского залива и Хиллари Клинтон? Определенно есть. Коалиция, противостоящая властям Си­рии, включает в себя как государства – Катар, Саудовскую Аравию, США – так и него­сударственные структуры вроде бесчисленных группировок вооруженной сирийской оппозиции. Эта коалиция ведет войну, но ее участники практически не имеют юри­дических обязательств по отношению друг к другу. Подчеркнем: популярный термин «proxy war» не отражает всей сложности происходящего. Он предполагает, что имеет­ся действующее лицо и его посредник, принципал и его агент. В действительности же негосударственные группы в этой связке не могут быть названы простыми посредни­ками или агентами, напротив, именно они нередко определяют повестку дня коалиции, создают ее миссию, если следовать афоризму Д. Рамсфельда: «не коалиция определяет миссию, а миссия определяет коалицию».

В-четвертых, возникает противоречие между проектным, то есть, по опреде­лению непостоянным, характером коалиций и необходимостью поддерживать дол­говременную инфраструктуру международного сотрудничества. Так, транспортные маршруты, в том числе трубопроводные, действуют на протяжении десятилетий, опре­деленным образом организуя и связывая хозяйственную деятельность на всем пути их прохождения. Хозяйственная связность может предстать в качестве политическо­го фактора при резких политических изменениях. Вопреки либеральному предсказа­нию, что нарастание плотности экономических связей сделает международную по­литику более предсказуемой и менее конфликтной, экономические расчеты все чаще приносятся в жертву политическим или идеологическим соображениям. Это, одна­ко, не отменяет необходимости поддерживать инфраструктуру глобальных экономи­ческих связей. Помимо хозяйственной инфраструктуры сотрудничества имеется еще и военная, и здесь противоречие между растущим непостоянством союзов и долгим временем жизни этой инфраструктуры также дает о себе знать. Военная база за ру­бежом может быть источником силы, но может оказаться и фактором уязвимости, как это случилось, к примеру, с российскими военными базами на территории Грузии в 2004–2006 годах, когда военнослужащие и персонал военных баз эпизодически ста­новились объектами провокаций со стороны Тбилиси.

Россия и ее союзники

Продолжение по ссылке ниже-

https://oko-planet.su/politik/newsday/372124-soyuzniki-rossii-i-geopoliticheskiy-frontir-v-evrazii.html

Powered by Bullraider.com